Экзистенциальное восприятие мира в повести А. Камю “Посторонний”
В литературном отношении XX век стал веком духовного поиска. Обилие литературных течений, возникших в то время, тесно связано с обилием новых философских доктрин во всем мире. Яркий пример тому – французский экзистенциализм, представителем которого является выдающийся мыслитель и писатель, лауреат Нобелевской премии 1957 года Альбер Камю…
Экзистенциализм (от латинского existentia – существование) – это одно из направлений философии субъективного идеализма. Основной категорией в экзистенциализме является понятие существования,
Экзистенциализм, возникший после Первой мировой войны в Германии, а в период Второй мировой войны – во Франции, свои идейные истоки черпает в учении датского ученого философа-иррационалиста Серена Кьеркегора. Основные
Философские труды и художественные произведения Альбера Камю взаимно дополняют друг друга, а его теоретические труды истолковывают сущность бытия и дают ключ к пониманию его художественных произведений. В эсееистике, прозе и драматургии Камю неизменно присутствуют мысли об абсурде (“абсурд царит”), о всевластии смерти (“познание себя – познание смерти”), ощущение одиночества и отчуждения от “омерзительного” внешнего мира-(“все мне чуждо”). “Циклом абсурда” назвал Камю весь первый период своего творчества. В это время им были написаны повесть “Посторонний” (1942), философское эссе “Миф о Сизифе” (1942), драмы “Калигула” и “Недоразумение” (1944). Все они раскрывают абсурдность человеческого существования к жизни вообще.
Огромное влияние на формирование взглядов Камю и на все его творчество оказала культура Средиземноморья, которая была воспринята им как основа ранней пантеистической концепции личности. Она базировалась на почти обожествленной’ вере в радость бытия, отождествлении Бога и природы, в которой растворено божественное начало. Увлечение языческими культурами и дохристианскими заветами отразилось в сборнике “Бракосочетание”. Постепенно под влиянием событий истории Камю переходит к концепции человека абсурдного, которая предопределит все нараставший интерес писателя к экзистенциализму. Концепция человека абсурдного подробно разработана Камю в эссе “Миф о Сизифе” и повести “Посторонний”. Через призму этих двух книг нетрудно представить себе круг вопросов и ракурсы, рассматриваемые школой литературы экзистенциализма, сложившейся во Франции в 40-е годы прошлого века.
“Миф о Сизифе” – “эссе об абсурде”, в котором Альбер Камю, собрав свои размышления о смерти, отчужденности даже от самого себя, о невозможности определить, расшифровать существование, об абсурде как источнике свободы, роль героя абсурдного мира отводит легендарному Сизифу. Труд Сизифа абсурден, бесцелен; он знает, что камень, который по велению богов тащит в гору, покатится вниз и все начнется сначала. Но в том-то и дело, что он знает – а значит, поднимается над богами, над своей судьбой, значит, камень становится его делом. Знания достаточно, оно гарантирует свободу. Поведение главного героя определяется всесильным абсурдом, обесценивающим действие.
Повесть “Посторонний” – это своеобразная исповедь главного героя. Все пространство в ней занято единственным вариантом выбора, который совершает единственный герой романа. Мерсо все время говорит о себе. Это постоянное “я” подчеркивает отсутствие общности людей, “коллективной истории”, потребности в других людях.
Герой Камю “не от мира сего” потому, что он принадлежит совершенно иному миру – миру природы. Не случайно в момент убийства он ощущает себя частью космического пейзажа, говорит о том, что его движения направляло само солнце. Но и до этого мгновения Мерсо предстает естественным человеком, который может подолгу и без всякой как будто причины смотреть на небо. Мерсо – словно пришелец на нашей планете, инопланетянин, а его родная планета – море и солнце. Мерсо – романтик, но “романтик-экзистенциалист”. Слепящее солнце Алжира освещает поступки героя, которые невозможно свести к социальным мотивировкам поведения, к бунту против формальной нравственности. Убийство в “Постороннем” – еще одно “немотивированное преступление”. Мерсо в одном ряду с Раскольниковым. Различие между ними в том, что Мерсо уже не спрашивает о границах возможного, – само собой разумеется, что для него возможно все. Он свободен абсолютно, ему “все дозволено”. “Все дозволено” Ивана Карамазова – единственное выражение свободы”, – считал и сам Альбер Камю (с юности он зачитывался Достоевским, Ницше, Мальро).
Название повести Камю символично. Оно фиксирует мироощущение главного героя. А повествование, ведущееся от первого лица, дает автору возможность познакомить читателей с образом его мыслей, понять суть его “посторонности”. Дело в том, что Мерсо равнодушен к жизни в ее привычном смысле. Он отбрасывает все ее измерения, кроме единственного – своего собственного существования. В этом существовании не действуют привычные нормы: говорить женщине, что ты ее любишь; плакать на похоронах матери; думать о последствиях своих поступков. Здесь можно не притворяться и не лгать, а говорить и делать то, к чему ведет само существование, не думая о завтрашнем дне, потому что только психологические мотивировки и есть единственно верные мотивировки человеческого поведения. Герой Камю не решает никаких социальных вопросов; ни против чего не протестует. Для него вообще не существует никаких общественно-исторических обстоятельств. Единственное, в чем уверен Мерсо, это то, что скоро придет к нему смерть.
“Мерсо не признает важнейших заповедей и потому не вправе ждать милосердия”. Но он абсолютно равнодушен к этому, ведь он знает, что ничто не имеет значения, что жизнь не стоит того, чтобы “за нее цепляться”: “Ну что ж, я умру. Раньше, чем другие, – это несомненно. Но ведь всем известно, что жизнь не стоит того, чтобы за нее цепляться.. В сущности не имеет большого значения, умрешь ли ты в тридцать или в семьдесят лет, – в обоих случаях другие-то люди, мужчины и женщины, будут жить, и так идет уже многие тысячелетия”.
Мерсо не живет – он существует, без “плана”, без идеи, от случая к случаю, от одного мгновения к другому. В “Объяснении “Постороннего” (1943) Ж. П. Сартр сделал акцент на том, как построено повествование: “Каждая фраза – это сиюминутное мгновение… каждая фраза подобна острову. И мы скачками движемся от фразы к фразе, от небытия к небытию”.
Смерть как проявление абсурдности существования – вот основа освобождения героя Камю от ответственности перед людьми. Он раскрепощен, ни от кого не зависит, ни с кем не хочет себя связывать. Он – посторонний в отношении к жизни, которая ему представляется нелепым собранием всевозможных ритуалов; он отказывается выполнять эти ритуалы. Гораздо важнее любых принципов и обязательств, долга и совести для Мерсо то, что в момент совершения им убийства было нестерпимо жарко, а голова страшно болела, что “солнце сверкнуло на стали ножа… и Мерсо будто ударили в лоб длинным острым клинком, луч сжигал ресницы, впивался в зрачки и глазам было больно”. Таким образом, конфликт в повести Камю находится на оси столкновения людей-автоматов, выполняющих ритуалы, и живого существа, не желающего их выполнять. Трагический исход здесь неизбежен. Трудно совместить собственное эгоистическое существование и движение человеческих масс, творящих историю. Мерсо напоминает и язычески раскрепощенную личность, выпавшую из лона церкви, и лишнего человека, и аутсайдера, который оформится в литературе во второй половине XX века.
На двойной – метафизический и социальный – смысл романа указывал и сам Камю, пояснявший странное поведение Мерсо прежде всего нежеланием подчиняться жизни “по модным каталогам”.
Сюжет “Постороннего” Камю видел в “недоверии к формальной нравственности”. Столкновение “просто человека” с обществом, которое принудительно “каталогизирует” каждого, помещает в рамки правил, установленных норм, общепринятых взглядов, становится открытым и непримиримым во второй части романа. Мерсо вышел за эти рамки – его судят и осуждают.
Образ ” постороннего “, выведенный Альбером Камю, вызвал в свое время много различных толкований. В кругах европейской интеллигенции военного времени он был воспринят? как новый “Экклезиаст” (этому способствовало высказывание автора о своем герое: ” Единственный Христос, которого мы заслуживаем”). Французская критика проводила параллель между “посторонним” и молодежью 1939-го и 1969 годов, так как и те и другие были своего рода посторонними и в бунте искали выход из одиночества.
Параллели можно проводить бесконечно, ведь история хранит немало примеров, когда человек обостренно чувствовал свое одиночество и неприкаянность, страдая от “неправильности”, “искривленности ” окружающего мира. Эти чувства возникают всякий раз, когда в обществе царит всеобщее отчуждение, когда человеческое существование сводится к равнодушному исполнению определенных норм и правил, а любой, кто отказывается следовать заведенному порядку, не приемля эгоизма, равнодушия и формализма, становится “чужаком”, изгоем, “посторонним”.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)
Твір опис в художньому стилі софія київська.