Судьба поколения 30-х гг. в лирике М. Ю. Лермонтова
Эту тему можно осмыслить как в узко литературном контексте, так и в глубокой социальной и историко-культурной перспективе. У Лермонтова тема обреченного поколения вытекает из общего романтического конфликта мечты и реальности, из основополагающего для этого поэта мотива неудовлетворенности своей судьбой, местом и временем своего рождения. Но наряду с этим субъективным аспектом присутствует объективный: расцвет творчества Лермонтова приходится на эпоху “безвременья” (А. И. Герцен), временного спада социальной активности, и это ощущается
“Не верь себе”. Снова Лермонтов обращает к современному поэту слова горькой отповеди. Лирический герой становится
“Дума”. В этом стихотворении дана подробная характеристика поколения, во многом перекликающаяся с мотивами предисловия к роману “Герой нашего времени”. Внутренний конфликт поколения связан с утратой духовных ценностей, равнодушием, душевным “холодом” при “огне” в крови (ср. апокалиптический образ “теплохладности”, наводящий на мысль, что лермонтовский герой мучается, как в аду). Одновременно здесь присутствует и “внешний” конфликт: эпоха не дает возможности реализовать себя; об этом же говорит Печорин. В “Думе” лирический герой полностью отождествляет себя с отрицательным образом поколения, видя в этом свою глубокую трагедию.
Образы и мотивы, характерные для темы поколения:
1. Образ “сверстника” (главный акцент на том, что “годы проходят, все лучшие годы”, мотив рано состарившегося юноши, “морщины на челе” и др. “Ужасная судьба отца и сына // Жить розно и в разлуке умереть… ” – биографический контекст).
2. Образ “современника” (главный акцент на характеристике эпохи, здесь тема поколения получает эпическое направление, тенденция к сильному обобщению в стихотворении “Дума”). Отрицательное осмысление своего поколения через антитезу: “Да, были люди в наше время, // Не то, что нынешнее племя: // Богатыри – не вы!” (“Бородино”).
3. Отождествление себя с каким-нибудь другим поколением (например, с поколением Андре Шенье: “За дело правое, быть может, я паду… “), где поколение воспринимается уже как символ.
4. Характерные образы-символы: “до времени созрелый” плод (“Мое грядущее в тумане”, “Дума”), заржавевшее оружие (“Поэт”), мотив “юноши-старика” (в целом ряде стихотворений). Тема поколения сопряжена и с темой светского общества (“Как часто, пестрою толпою окружен… “, “Я не хочу, чтоб свет узнал… “, “И скучно и грустно… “), более подробный анализ которой также помогает понять лирического героя и поэтический мир Лермонтова. Человек и природа в поэзии М. Ю. Лермонтова В романтической поэзии очень актуальна натурфилософская проблематика, которая включает вопрос о человеке и природе, их взаимоотношениях, о месте человека в мире-космосе, о соотношении природного и культурного начала в жизни человека. Она представлена в таких жанрах, как элегия, пейзажная миниатюра, философский “отрывок” и других.
Для лирики Лермонтова очень характерен жанр пейзажной миниатюры. Пейзаж переходит в философскую медитацию о смысле жизни и смерти (“Горные вершины… “), одиночестве (“Выхожу один я на дорогу… “, “На севере диком стоит одиноко… “, “Утес”), о родине (“Родина”), о Боге (“Когда волнуется желтеющая нива… “). Образы природы аллегоричны и символичны, в них воплощаются мысли и чувства поэта, раскрывается мир лирического героя, передаются его настроение и состояние (“Парус”, “Тучи”). Лермонтов предпочитает южный экзотический пейзаж (“Кавказ”), но в поздней лирике появляется пейзаж русской деревни, в котором заметна пушкинская традиция (“Родина”).
“Когда волнуется желтеющая нива… ” (1837). Это обобщенный мифологический пейзаж, развернутый как бы вне времени.(поскольку в нем запечатлены сразу несколько времен года). Такой пейзаж воплощает природу как идею. От созерцания природы Лермонтов переходит, как завещал романтикам Жуковский, к созерцанию “Невыразимого”, Божественных начал (“И в небесах я вижу Бога!..”). Но здесь присутствует и человеческая “тревога” (это слово дано в рифме со словом “Бога”), которая не покидает лермонтовского героя в других стихотворениях, где она является преобладающим настроением. О тревоге говорится как о постоянном чувстве (трагизм усиливается мотивом “морщин на челе”, – обратим внимание, что речь идет о юноше).
“На севере диком стоит одиноко… ” (1841). Это перевод стихотворения Гейне, к которому обращались и другие русские поэты. Однако в подлиннике дерево мужского рода (в переводах других поэтов – дуб или кедр) тоскует о пальме, т. е. перед нами любовная лирика – “он” тоскует о “ней”. Устраняя из стихотворения мужской род (вводя слово “сосна”), Лермонтов превращает символ любви в символ тоски и одиночества.
“Ветка Палестины” (1837). Лирическая медитация на тему объекта, взятого из мира природы, – типичная тема для романтических поэтов (ср. “Цвет Завета” В. А. Жуковского, “Цветок” А. С. Пушкина). Через размышления о прошлом “ветки Палестины” поэт переходит к созерцанию других времен и народов. Несколько эпох христианской истории (в которую ретроспективно включается и история Ветхого Завета) сливаются в воображении поэта друг с другом и с настоящим моментом. Стихотворение заканчивается мотивом благодатного покоя, праздничной тишины (речь, по-видимому, идет о Вербном Воскресении).
“Выхожу один я на дорогу… ” (1841). В этом стихотворении выражается трагический разлад человека и природы. Пейзаж достигает космического масштаба (от земли до неба). Важным аспектом этого пейзажа является мысль автора о “природе, хвалящей Бога” или “внемлющей Богу”. В развернутом виде мы можем найти такой “райский” пейзаж в поэме “Мцыри”:
Кругом меня цвел Божий сад;
Растений радужный наряд
Хранил следы небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев
Прозрачной зеленью листов;
И грозды полные на них,
Серег подобье дорогих,
Висели пышно, и порой
К ним птиц летал пугливый рой.
И снова я к земле припал,
И снова вслушиваться стал
К волшебным, странным голосам;
Они шептались по кустам,
Как будто речь свою вели
О тайнах неба и земли;
И все природы голоса
Сливались тут; не раздался
В торжественный хваленья час
Лишь человека гордый глас.
Итак, покой и благодать, разлитые в природе, противопоставлены тоске и тревоге лирического героя. Ю. М. Лотман пишет, что ответом на вопрос: “Что же мне так больно и так трудно?” – служат слова: “Жду ль чего? Жалею ли о чем?” Жизнь трагически разделена на прошлое, настоящее и будущее, смерть неизбежна. Герой тоскует, что живет во времени, а не в вечности, как природа. У Пушкина эта тема встречается в элегиях “Брожу ли я вдоль улиц шумных… ” или “Вновь я посетил… “. Широко представлена она у Тютчева (“Певучесть есть в морских волнах… ” и др.). Таким образом, истоки конфликта человека и природы – трагическое осмысление человеком бренности и конечности своего бытия во времени: бремя времени, бремя разума и бремя смерти. Еще один важный аспект этой проблематики в романтизме – вопрос о соотношении природы и культуры в человеке. Эта тема получает глубокое осмысление, например, в поэме “Мцыри”. Мцыри, побывав “в природе”, узнал в себе зверя (что воплощается в схватке с барсом или в таких словах, как: “… О, я как брат // Обняться с-бурей был бы рад!”). Но все же его побег устремлен не только “в природу”, но и “к родине”, а родина – понятие, сочетающее в себе и “природный”, и “культурный” аспекты. В конце своего пути Мцыри возвращается в монастырь, воплощающий Культуру (в противопоставление Природе), но “оттуда виден и Кавказ”, и милый сердцу героя горный пейзаж. Таким образом, человек живет и в природе, и в культуре. Лермонтовский герой мучительно пытается обрести в себе гармонию этих двух начал. Наконец, важно сказать, что тема природы часто ассоциируется в поэзии с темой родины. Это особенно характерно для поэзии Лермонтова.
Натурфилософская проблематика сохраняет значимость в русской поэзии и после Лермонтова. Многие лермонтовские мотивы глубоко разработаны у Тютчева (например, трагический “разлад” человека и природы, связанный с мыслью о смерти). Размышления о соотношении природного и культурного в человеке, об “естественном человеке” и жестокой цивилизации актуальны для Л. Н. Толстого. Связь темы природы с темой родины важна и для Н. А. Некрасова, и для А. А. Блока.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)
Твір козача левада.