Тема обреченности буржуазного мира (по рассказу И. А. Бунина “Господин из Сан-Франциско”)

Иван Алексеевич Бунин – один из крупнейших русских писателей-реалистов XX века. Как мастер художественного слова Бунин сложился в XX столетии, его творческое дарование с особой полнотой и силой раскрылось в предреволюционное десятилетие, тем не менее, его творчество во многом связано с идейно-художественными принципами и традициями реалистической литературы XIX века. Это обусловило и место писателя в литературном процессе, и особенности его творческого метода и стиля.
Реалистические традиции, которым Бунин следовал и стремился сохранить,

воспринимались им через призму сложного переходного времени, в котором он жил. В сознании Бунина рубеж веков представлялся гранью, которая разделила две эпохи, два мироощущения. Это наложило отпечаток на мировоззрение писателя, на его представления о смысле индивидуального бытия человека и жизни человечества в целом. В произведениях военного времени усиливается ощущение катастрофичности человеческой жизни, суетности поисков “вечного счастья”. Противоречия социальной жизни отражены в резкой контрастности характеров, обостренных противопоставлениях основных начал бытия – жизни и смерти.
В рассказе Бунина “Братья” идет речь о гибели мира, преступившего нравственные законы человеческого братства, мира, в котором личность утверждает себя за счет других, мира, в котором растеряно представление о “смысле бытия”, “божественном величии Вселенной”.
Эта философская концепция лежит в основе рассказа “Господин из Сан-Франциско”. В словах эпиграфа “Горе тебе, Вавилон, город крепкий!” раскрывается основной смысл рассказа. “Эти страшные слова Апокалипсиса, – вспоминал позже Бунин, – неотступно звучали в моей душе, когда я писал “Братьев” и задумывал “Господина из Сан-Франциско”. Пророчество о Божьем суде над Вавилоном, этой “великой блудницей”, погрязшем в богатстве и грехе, придавало рассказу огромный обобщающий смысл.
Громада океанского парохода с символическим названием “Атлантида”, на котором путешествует семья безымянного миллионера из Сан-Франциско, и есть современный Вавилон, гибель которого неотвратима, потому что жизнь его бесцельна и призрачна, как бесцельны и призрачны перед лицом смерти, “общего закона” бытия, власть и сила господина из Сан-Франциско.
Основная идея рассказа – несправедливость классового общества. Лишь небольшая часть его членов – представители правящих кругов – наслаждается всеми благами жизни. В рассказе Бунин утверждает, что привилегированные не заслуживают окружающей их роскоши, эта “верхушка” не приносит никакой пользы обществу. Чтобы подчеркнуть бессмысленность существования этих людей, Бунин обрывает жизнь своего героя – и никого не интересует умерший “вершитель судеб”. Объяснение такого безразличия к одному из “правителей мира” в том, что им за всю жизнь не было совершено ничего не только выдающегося, но и просто человеческого, – только смерть господина из Сан-Франциско могла верно передать эту мысль. Праздный образ жизни членов “верхушки”, их извращенность, невосприятие прекрасного доказывают, что они недостойны своего высокого положения.
Яркость и полнота картин в рассказе достигается Буниным приемом контраста и противопоставления. Путешественники смотрели “на облачное небо и на пенистые бугры, мелькавшие за бортом”, попивая крепкий душистый чай с печеньем, – и “океан, ходивший за стенами, был страшен”; “на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой сирена, но немногие из обедающих слышали сирену – ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в двухсветной зале”. Описание богатых убранств господина из Сан-Франциско и его жены и дочери (“золотисто-жемчужное сияние”, легкие и прозрачные платья) и чудесного беззаботного обеда соседствует с черной безотрадной картиной: “в смертной тоске стенала удушаемая туманом сирена, мерзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания вахтенные на своей вышке “.
Символика Бунина в условиях реальной русской жизни приобретала глубокий социальный смысл. Она указывала на невозможность дальнейшего сосуществования вопиющих общественных контрастов: “девятому кругу была подобна подводная утроба парохода, – та, где глухо гоготали исполинские топки, пожиравшие своими раскаленными зевами груды каменного угля, с грохотом ввергаемого в них облитыми едким, грязным потом и по пояс грязными людьми, багровыми от пламени; а тут, в баре, беззаботно закидывали ноги на ручки кресел, цедили коньяк и ликеры, плавали в волнах пряного дыма, в танцевальной зале все сияло и изливало свет, тепло и радость, пары то крутились в вальсах, то изгибались в танго”. Суета салонов – лишь имитация жизни, призрачная игра в жизнь, такая же лживая, как и игра в любовь молодой пары, нанятой пароходной компанией для развлечения скучающих пассажиров. Эта игра ничтожна и никчемна перед лицом смерти – “возвращения в вечность”.
Подобострастие и почтительность к богатому миллионеру сменились равнодушием к тем пустякам, “что могли оставить теперь в его кассе приехавшие из Сан-Франциско”, и желанием замять скандал после его “неожиданно и грубо навалившейся на него” смерти. Самые богатые и дорогие апартаменты высокой особы превратились “в сорок третий номер, – самый маленький, самый плохой, самый сырой и холодный, в конце нижнего коридора”, роскошная дорогая кровать – в дешевую железную, под грубыми шерстяными одеялами, на которые с потолка тускло светил один рожок. Тело богатого господина, “испытав много унижений, много человеческого невнимания… снова попало, наконец, на тот же самый знаменитый корабль, на котором так еще недавно, с таким почетом везли его в Старый Свет”. “Ночью плыл он мимо острова Капри, и печальны были его огни, медленно скрывавшиеся в темном море, для того, кто смотрел на них с острова. Но там, на корабле, в светлых, сияющих люстрами залах, был, как обычно, людный бал в эту ночь”.
“Средина “Атлантиды”, “столовые и бальные залы ее изливали свет и радость, гудели говором нарядной толпы, благоухали свежими цветами, пели струнным оркестром”, а в “самом низу, в подводной утробе” корабля, “тускло блистали сталью, сипели паром и сочились кипятком и маслом тысячепудовые громады котлов и всяческих других машин… клокотали страшные в своей сосредоточенности силы”. Так вновь переплетается у Бунина социальная тема неприятия мира, построенного на ужасающих социальных контрастах, с его основной философской темой 1910-х годов – о “вечных законах” человеческого бытия, с позиций которых он судит современность, ее общественное устройство, буржуазную цивилизацию.
Рассказ “Господин из Сан-Франциско” – вершина критического отношения И. А. Бунина к буржуазному обществу и буржуазной цивилизации и новый этап развития бунинского реализма. В прозе Бунина 1910-х годов подчеркнутая бытовая контрастность сочетается с широкими символическими обобщениями.
В своем рассказе Бунин убедительно доказывает нам обреченность бездуховного мира. Люди, достигнув научно-технического прогресса, получив все желаемые блага, наивно полагают, что имеют право на господство в этом мире. Но писатель, показывая бренность земного существования и безвестность, забвение, которое ожидает этих людей после смерти, опровергает их несостоятельные претензии. Наряду с этим он еще более утверждает неизбежность гибели этого общества, воспевая величие и красоту живой, настоящей, наполненной эмоциями, чувствами, подлинными событиями жизни.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars
(1 votes, average: 5,00 out of 5)



Усний твір на тему софії київської собор.
Ви зараз читаєте: Тема обреченности буржуазного мира (по рассказу И. А. Бунина “Господин из Сан-Франциско”)
Copyright © Українська література 2023. All Rights Reserved.