Нравственная проблематика современной прозы (по одному из произведений по выбору учащегося)
Проблема нравственного выбора характерна для всего творчества В. Быкова. Скорее всего, что как фронтовик, он мог наблюдать подобные ситуации, именно поэтому так тонко передает он мысли и действия человека, оказавшегося “на распутье”.
Поэтому людей, не поддавшихся обстоятельствам, имеющих нравственный стержень, он ставит на пьедестал. Например, в повести “Сотников”. Отряд окружен немцами. Партизаны голодают и мерзнут на болоте. Без пищи они обречены. Рыбаку и Сотникову приказано добыть еды. Глубокой ночью они уходят на задание.
Писатель, будто нейрохирург, постепенно и осторожно раскрывает нам своих героев.
– Что, отпускаешь? – сипло спросил Сотников, когда они вдвоем остались посреди двора.
– А, черт с ним.
Сотников полагал, что Рыбак, после того как отберет овцу старосты, расстреляет его, как пособника фашистов. Он не мог сочувствовать человеку, который согласился на службу у немцев. Однако Рыбак “не любил причинять людям зло – обижать невзначай или с умыслом”. Еще один эпизод с женщиной, которая колет дрова у своей избы. Сотников, ссутулясь, уныло ожидал под стеной. А Рыбак закинул за спину карабин и, взявшись за топорище, нарубил ей дров.
Однако нравственные испытания все более усложняются. Сотникова ранят в перестрелке с полицаями. Сначала Рыбак обрадовался, что оторвался от преследователей. Их задержал Сотников своим карабином. И все же Рыбак “вдруг отчетливо понял, что уходить нельзя. Как можно столько силы тратить на эту проклятую овцу, если там оставался товарищ?”. И он, стараясь не рассуждать больше, быстрым шагом двинулся по своему следу назад. Для него это был трудный выбор.
Сотникова же страшило другое: “стать для других обузой” или попасть в руки полицаев. Он уже выбирает смерть. Василь Быков подробно описывает, как Сотников стягивает со здоровой ноги “смерзшийся бурок”, чтобы в случае чего “только впереть в подбородок ствол винтовки и пальцем ноги нажать на спуск”. Сотников – из тех, кто не уклоняется и не сворачивает, и хотя последний выбор ему еще только предстоит, он уже живет с ним в душе. Рыбак же жаждет жизни и постоянно ведет борьбу за нее. Ради жизни он готов на все. Нам импонирует и героическая позиция Сотникова, и страстное желание Рыбака наслаждаться “свободой, простором, ветром в поле”. Здесь герои как бы на равных перед читателем.
Но постепенно отношение к героям начинает меняться. Мысли Рыбака о том, что “страх за свою жизнь – первый шаг на пути к растерянности”, оказались пророческими. Рыбак принес раненого Сотникова в сельскую избу, и здесь бывший старшина в ожидании хозяйки испытывает нравственное раздвоение: “В нем росла злость, хотя злиться вроде и не было на кого. За время службы в армии в нем появилось пренебрежительное чувство к слабым, болезненным”. Но мы по-прежнему еще верим поступкам Рыбака, а не его мыслям. Хотя постепенно его отчаянное желание выручить Сотникова вытесняется мыслью о том, что смерть его была бы кстати – развязала бы руки, убрала свидетеля с его глупыми принципами.
Сотников же приходит к пониманию, что “надо собрать в себе последние силы, чтобы с достоинством встретить смерть: “Иначе зачем тогда жизнь? Слишком нелегко дается она человеку, чтобы беззаботно относиться к ее концу”. Это понимание приходит к нему после их ареста полицаями, во время ожидания приговора. Наверное, автор в какой-то степени хотел провести параллель между Сотниковым и Христом. Если один восходил на Голгофу, чтобы быть распятым, то другой поднимался на виселицу. И последние мысли бывшего комбата перекликаются с заповедью Христа: “Не бойтесь тех, кто способен убить. Ведь они могут убить только тело, а души погубить они не могут”. Это желание В. Быкова опереться на библейские заповеди проскальзывает и в середине повести, когда герои находились в хате старосты и Рыбак видит черную обложку библии. В конце концов, слишком принципиален и непонятен становится Сотников для Рыбака. И он, уже став полицаем и получив в качестве награды за измену Родине свою жизнь ( “тридцать сребреников Иуды”), мысленно торопит смерть товарища. Дабы ничто больше не напоминало, что есть в мире незыблемые нравственные законы. За мгновение до гибели Сотникова Рыбак просит у него прощение:
– Прости, брат!
– Пошел к черту, – коротко бросил Сотников.
И даже в этой фразе – намек на ад, в котором будет мучиться душа предателя.
Конечно, идеальность всегда требовательна, но в нравственных идеалах заключен вечный свет, как бы они ни были труднодостижимы. Поведение Сотникова подтверждает, что нравственный порядок в мире неизменен. И все же, в качестве послесловия, хотелось бы добавить, что слишком “книжным”, как мне кажется, получается образ Сотникова. Потому и хочется воскликнуть: “Не верю!”. По сути, идеальный Сотников волей-неволей виноват в гибели многодетной матери Демчихи, “библейского” старосты. Да и “заблудшей” овцы Рыбака.
Не выполнен и приказ командира. В лесу умирают от голода партизаны. Задумываясь над превратностями творческой судьбы самого автора, невольно приходишь к выводу, что самому В. Быкову ближе по духу именно Рыбак. Переживания его и поступки выписаны более правдоподобно, будто автор исследовал потаенные уголки именно своей души. И напротив, мысли Сотникова, изложенные писателем, звучат как пропагандистский штамп: “Да, физические способности человека ограничены в своих возможностях, но кто определит возможности его духа? Кто измерит степень отваги в бою, бесстрашие и твердость перед лицом врага… “. Василь Быков покинул свою многострадальную родину, Белоруссию, и эмигрировал в Германию, потом в Финляндию. По-человечески понятно: это материально удобнее и выгоднее. Но как быть с его желанием слыть “совестью нации”, с призывом “не служить у немцев”? Эту двойную мораль (для себя – одну, для читателей – другую) вовремя почувствовал писатель Солженицын и вернулся из Америки в Россию. Говорят, что в любом произведении особенно запоминается последняя фраза. Так и В. Быков в финале повести выводит своего героя из уборной с оправдательными мыслями: “… такова судьба… заплутавшегося на войне человека”.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)
Міщанин шлюхтич смішно чи страшно твір.